
Татьяна Тарасова подготовила больше чемпионов мира и Олимпийских игр, чем любой другой тренер в истории. И хотя сейчас наше фигурное катание переживает не лучшие времена, Татьяна Анатольевна относится к этому довольно спокойно.
- Современная тренерская работа сильно отличается от того, чем Вы занимались в начале своей карьеры, когда многое приходилось изобретать с нуля? Да Вы и сами как-то назвали свою работу с Моисеевой и Миненковым - «страшными экспериментами».
- Это мои первые ученики, я их обожаю! Они пошли за мной, 19-летней девчонкой, и я их с юношеского разряда довела до заслуженных мастеров спорта, чемпионов Мира и Европы.
Ну да, я хотела результат и тренировала их на очень больших нагрузках. Очень больших. Наверняка что-то в этом было неправильно, но мы все шли на ощупь. И ведь, в результате, сила, ловкость и любовь к фигурному катанию остались с ними на всю жизнь. А по большому счёту тренерская работа не изменилась. Всё равно этому не учат ни в одном институте. Тренером надо родиться. Разница сейчас только в технической стороне. Мы ничего не знали о тренажёрах, в глаза не видели кроссовки. А денег, чтобы купить их за границей у нас не было. Но вот, всего этого не было, а спорт был на очень высоком уровне!
Ну да, я хотела результат и тренировала их на очень больших нагрузках. Очень больших. Наверняка что-то в этом было неправильно, но мы все шли на ощупь. И ведь, в результате, сила, ловкость и любовь к фигурному катанию остались с ними на всю жизнь. А по большому счёту тренерская работа не изменилась. Всё равно этому не учат ни в одном институте. Тренером надо родиться. Разница сейчас только в технической стороне. Мы ничего не знали о тренажёрах, в глаза не видели кроссовки. А денег, чтобы купить их за границей у нас не было. Но вот, всего этого не было, а спорт был на очень высоком уровне!
Спорт был единственной возможностью узнать мир, и это давало мощную мотивацию и спортсменам и тренерам. Хоть мы и были заграницей очень заняты, всё равно оставалось хоть полдня, чтобы забежать в любые галереи, побывать на любых мостах, посмотреть кино. Даже запрещённое. Помню, как закрывшись в номере, мы смотрели «Последнее танго в Париже», опуская в ящик, который показывает фильмы, свои суточные. Так что спасибо Господу и папе с мамой за то, что они мне подарили эту тренерскую жизнь. Тяжёлую, как шахтёрская работа, но прекрасную.
- Но отец - великий хоккейный тренер долго не признавал Ваших заслуг?
- Не признавал. При том, что у меня уже со второго года дети вошли в команду юниоров, основная пара, с которой я работала, была четвёртой в стране и таким же был мой одиночник. Я работала по 12 часов на открытом воздухе, без зала. Ноги обмораживала. А папа напечатал в «Правде» статью, где говорил, что неправильно доверять работу со сборной такому молодому специалисту. А представляете, что тогда значило высказывание в «Правде»?
- Может быть, Анатолий Тарасов, таким образом, страховался от обвинений в семейственности?
- Папа про это вообще не думал. Абсолютно. Он был бессребреник, влюблённый в свой хоккей и заставляющий весь мир смотреть на то, что он делает со своей командой. Остальное его не интересовало. Он любил из полуфабриката сделать бриллиант. Это было делом его жизни.
- И всё же ему пришлось снять шляпу перед дочерью.
- Ну, шляпу он никогда не снимал. Просто после пятой Олимпиады, которую я выиграла, он сказал мне: «Здравствуй, коллега». Они тогда меня ждали дома. У нас была такая традиция, что семья ждала возвращение папы. А потом уже родители и сестра ждали меня.
- К Вам часто переходили чужие ученики?
- Те, кто шёл ко мне, знали, зачем они идут, а я знала, что могу изменить их жизнь. Все они стали чемпионами. Роднина, правда, уже была Олимпийской чемпионкой, на момент перехода. У неё была какая-то тяжёлая размолвка с Жуком. Она не рассказывала, а я не спрашивала. Она пришла ко мне на год, а осталась на долгие шесть лет. Выиграла со мной две Олимпийские медали, четыре Чемпионата мира, и я думаю, что преумножила её славу. Несмотря на то, что были люди, которые очень хотели её обыграть, те же пары Станислава Алексеевича Жука и американцы. Думаю, она должна быть довольна тем, что я сделала.
- Разногласия с тренером были и у Ягудина.
- У Алексея Мишина были два мальчика, которые конкурировали, но он любил Плющенко и не скрывал этого. А нелюбимые дети всегда уйдут. Такой выбор делается на интуитивном уровне. Никто не может объяснить, что такое любовь. А это, в отношениях со спортсменами, очень серьёзно. Нельзя работать с человеком просто так, его надо обожать. Знать его недостатки, преувеличивать его, чтобы он чувствовал себя абсолютно защищённым. Существуешь ты и больше никто! Я очень верила в Ягудина и многое ему прощала. Наверное, поэтому он и подъехал ко мне на коленях после Олимпиады. Ни один другой спортсмен не становился публично на колени. Видимо он знал, почему это сделал.
- Между тренерами возникает неприязнь из-за переходов учеников?
- У нас может и возникает… Но в этом же ничего плохого нет! В школе в младших классах вас учат одни педагоги, в старших другие, в институте третьи. Потом вы переходите в аспирантуру. Так же и в спорте. Если ты рассматриваешь свою работу как педагогическую, и понимаешь, что на разных этапах работают разные люди, то не обижаешься. Меня, скажем, неправильно использовать для того, чтобы я учила кататься четырёхлеток. Мне было бы правильнее дать каток, организовать мою школу. Но пока, в своей стране я этого получить не могу. Видимо такие затраты будут нерентабельны в отношении меня и нескольких сотен детей, которые могли бы получить квалифицированную помощь, в том числе и в становлении характеров. К сожалению, такие вещи у нас не делаются просто и быстро. Как говорил один педагог: «в нашей стране надо жить долго, тогда можно до чего-нибудь дожить». Но тренеры, к сожалению, долго не живут.
А в общем, я желаю нам всем успехов на Чемпионате мира. Вот и всё.
Эксклюзивное интервью ER-portal.ru Феликс ЛАПИН
Комментариев нет:
Отправить комментарий