памяти Клима...
Клим Каменко — безусловно ярчайшая из звезд биологического факультета Киевского национального университета. Конечно же, не на том небосклоне, где гордо сияют академики, профессора и младшие научные сотрудники без степени. Иначе это был бы не Клим, а кто-то совсем-совсем третий.
ти материального/духовно го, продаже души дьяволу (тот же Костя К.) и ее месте в обществе потребления. «Какая ж песня без баяна, какая ж Марья без Ивана, какая ж к черту душа — без тела?!» — вопрошала объятая плотскими страданиями Женщина-вамп (Вика С.).
2007
Он — авантюрная звезда авансцены всех лучших капустников на Днях биолога, и таким он остается и поныне, выбрав вместо скромной карьеры скромного вирусолога в Институте ботаники не менее скромную карьеру в скромном израильском театре «Гешер», («Мост») (справедливости ради следует сказать, что там работают и другие знаменитости, например, Леонид Каневский).
Мне посчастливилось познакомиться с Климом в тысяча девятьсот (как страшно это сегодня произносить!) восьмидесятом году. Я был аспирантом (читай: без двух минут профессором!) кафедры зоологии беспозвоночных Киевского университета, а Клим — выпускником средней школы, только что пролетевшим на вступительных экзаменах в этот самый университет и устроившийся, кажется, препаратором (была когда-то такая должность — разнорабочий, младший рядовой советской науки!) в Институт ботаники.
«Кому Нал?» Боюсь соврать, но привел его в наш Театр-студию, по-моему, «Длинный» — Игорь Палыч Сиренко. Могу даже представить себе, как это случилось: Первый выезд ботаников на уборку урожая в колхоз, капуста или морковь, портвейн «Приморский» под хлеб с помидорами на меже у лесополосы и воробьишко с гитарой. Через неделю он пришел на первую репетицию. Человек с гитарой востребован при любой власти (как и человек с ружьем), и Клима буквально выстрелило на сцену без малейшей задержки на скамье запасных.
В январе 1981 он уже был почти премьером театра — именно с его аккордов начинался спектакль «Местожительство — Земля» (вторая часть). Грустная такая онтологическая, экзистенциалистская песенка «Исходы лета», придуманная мной в возрасте несостыковавшейся личной жизни и ожидания распределения после университета. Клим подобрал аккорды и запустил ее на орбиту. Он пел ее ужасно серьезно, даже с нажимом каким-то — словно для него было так важно сказать миру, что человеческая жизнь не должна развеяться напрасно, как пыль по ветру… Впрочем, патетика — женщина не так неверная, как часто бросаемая молодыми людьми…
В Киевский университет Клим пришел уже с почти профессиональными навыками в сценречи, сцендвижении, сценографии, драматургии и режиссуре. Кому же, как не ему, было завертеть вокруг себя этот капустный мир студенческих капустников.
Наипервейший дебют на Дне биолога был, конечно, на Двор[ц]овом параде — Климу страшно понравилась идея спеть шаинскую «Оду к радости» — «С голубого ручейка начинается река…» в ритме похоронного марша, и через полчаса сценарий был готов.
Хоровод дошколят-первокурсников обреченно (сегодня сказали бы, «готично») выводил эту самую «Улыбку». Подтекст читался так, что лучше и не придумать; причем для каждой категории граждан — свой. Кому не следовало читать подтекста — не прочел никакого.
Так это начиналось.
В следующем году у нас даже был совместный выход — в «историческом» спектакле «Шестой», где речь шла о переводе за счет внутренних ресурсов Киевского княжества с третьей категории на первую (для борьбы с феодальной раздробленностью) и о борьбе попавших под сокращение старших князей, младших князей и одного хазарского ханаРедеди за декретную ставку старшей княгини Ольги. Конечно же, феодально-конкурентная борьба, куча трупов, утопление в тазу, отравление «Примой», удавление шарфом и вырывание глаз с последующим бросанием их в зал. Идейное осуждение зверского натурализма Голливуда, Микки-Мауса и Майкла-Джексона. Мне Клим должен был отрубить голову. Честно говоря, помня о его способности входить в роль, я побоялся дать ему в руки настоящий топор… Но все равно — шелестя лаптями, граблями и вилами, на сцену истории вышел Народ, сверг горстку зажравшихся олигархов и призвал всех выходить на Субботник (эпитет пришлось опустить). «Калідорная» В том же году нас ожидали еще два «совместных проекта». Клим отправлялся в Канев на практику, и я снабдил его листиком с только что сочиненным текстом «Баби з Готелю Каліхворнія».
— Разучи с народом: через две недели я приеду, — сказал я Климу на прощанье.
Клим свое обещанье не только сдержал — он превзошел все ожидания.
Мы с моей молодой женой приехали в заповедник прямо ко дню рождения Клима. На первом курсе скопилось то ли четверо, то ли пятеро именинников, и в этой связи в трех смежных комнатах двухэтажного общежития при свечах и глухо задрапированных окнах после отбоя скопился практически весь первый курс и добрая половина второго.
— А сейчас, — сказал Клим, — я хочу поприветствовать присутствующего здесь Валерия Алексеевича, автора песни, которая прозвучит прямо сейчас — «Баба з готелю Каліхворнія»!
Семь гитар, хор из как минимум пятидесяти глоток — и слова, которых я еще не слышал ни разу вслух:
Моя баба в Готелі «Каліхворнія» —
Этот свадебный подарок был немыслимо драгоценным для меня — ни прежде, ни потом, вот так, вживую я не слышал ни одной своей песни, размноженной на полсотни или больше голосов. Много-много лет спустя я слышал ее то там, то сям, в разных экспедициях и городах, от людей разных поколений. Даже поразительное сюжетное сходство ВВ-шной «Всі мене бояться, як у хвормі я…», кажется, тоже неспроста.
И все благодаря неукротимой Климовой энергии.
«Радостный строй гитар» Через неделю, на каневском «конкурсе художественной самодеятельности» мы представили еще один «хит сезона», начатый в Киеве и нашедший свое неожиданное продолжение.
В театре-студии нас то и дело привлекали к работе так называемой «агитбригады» — закрывая студию грудью от назойливых попыток администрации очередного ДК всунуть нос в идейное содержание репетируемого материала, мы разъезжали по колхозам и избирательным участкам, читая и поя хором и дуэтом всевозможные хиты о БАМе, КАМАЗе, героях гражданской войны, Чили и еще о чем-то таком идеологически правильном и дозволенном, с огненной верой в глазах и в комсомольском сердце. Но к лету, как говорят в Украине, «терпець урвався».
Как-то вечером мы собрались на лавочке за спиной у циклопического Ильича (примерно там, где сейчас стоит баба на столбе) и стали импровизировать перед тремя девушками попурри с речевками из самых заштампованных «революционно-патриотичес ких произведений» ХХ века. Угрюмо так, зловеще, монтирую из встык самым идиотским образом. Выходило что-то хармсообразное, полное свинцового абсурда и каменных морд. Но именно поэтому совершенно неотличимое от передовиц «Комсомолки». Недоставало какого-то штришка, чтобы народ понял, что невзирая на наши исполненные комсомольского задора и пафоса семимильного строительства развитого социализма физиономии, здесь что-то не так.
Этот штришок явился внезапно: во время каневского конкурса художественной самодеятельности на сцене появился какой-то невзрачный студент из «рабфаковцев» и стал исполнять одна за другой именно те песни, которые мы с Климом готовили в Киеве. Но как!
Не было, кажется, ни одного куплета, слов которого он по своим наивности и дремучему невежеству не переврал самым чудовищным с точки зрения грамматики и стилистики образом, переведя таким образом на странный сумской суржик.
Мы с Климом переглянулись. «Вот оно!»
Тут же, в промежутке между выходами конкурсантов, мы поймали нашего героя: «Спиши слова!» Он честно все записал, именно с той орфографией и орфоэпией, с которой пел.
— Лирико-патриотическая композиция «День за днем». Исполняют студент первого курса Климентий Каменко и аспирант Валерий Корнеев! — объявил ведущий. Мы стояли лицом к лицу с жюри, и этим лицом было каменное лицо парторга практики В. А. М. И наши лица были такими же каменными. Пока мы пели, публика, узнавая ужимки и тексты «предпредыдущего» исполнителя, дополняемые неистовыми фиоритурами Клима, тихонько корчилась от трудно сдерживаемого хохота, а мы — мы оставались каменно-серьезными. «Сволочи», — явственно прошипел В. А. М., оглядываясь налево и направо под почти балетное действо, сопровождавшееся то «Яростным стройотрядом» Пахмутовой, то стихами об ударном строительстве новых корпусов КАМАЗа…
— Комсомольская дружба — есть! — выкрикнул я звонким комсомольско-патриотическ им голосом под кошачьи вопли Клима, которые должны были означать, по-моему, The Great Gig In The Sky с пинкфлойдовской «Обратной стороны Луны». Публика неистовствовала. Начальник безмолвствовал.
Ну что тут предъявишь? Сработано чисто. Ни одного намека на шутку. Помочиться соседу в карман и не улыбнуться. Школа, одним словом…
Этот концерт, кажется, определил всю дальнейшую Климову манеру. Куда ни кинь, все его номера были глубоко политизированными, полными газетных штампов, вязкой бытовухи и того неповторимого сорта абсурда, который возникает при соединении самых несоединимых штампов, причем абсурда совершенно бесцельного, искусства ради искусства.
«Лю-юся!!!» Первый сольный Климовский капустник на Дне биолога был поставлен при широчайшем участии предыдущего курса. Клим и Вика С. выходили к микрофонам в строгих костюмах телеведущих под звуки позывных информационной программы «Время», но вдруг отбрасывали в сторону листики с текстом страстно начинали танцевать па-де-де, и пока Клим самозабвенно исполнял пируэт за пируэтом, из кулисы появлялся небритый мужик и утаскивал его даму в другую кулису… В следующем действии коллектив пьяных колхозных трактористов, постепенно распаляясь подсексуально-страдальчески- призывные вопли Константина Марковича К. «Лю-юся!!!», сцеплялся в дикой драке («Ты Маньку-то мою не трожь») и с ревом выкатывался со сцены, а из противоположной кулисы выходил Клим — в пионерском галстуке, и с веселым другом барабаном маршровал именно туда, где слышалось звериное рычанье кулачества. «Павел! Они убьют тебя!… Звери!…» — истошным криком заливалась ему вслед Вика, а Павлик Морозов (это, конечно же, был он, легендарный пионер-герой) бесстрашно шел вперед, навстречу верной гибели, в бой за светлое будущее всего прогрессивного человечества…
Меня всегда удивляло, откуда у Клима такое безоговорочное, граничащее с цинизмом пренебрежение к обреченным богам эпохи, в которуй жил и он сам. Любопытно, плакал ли он хоть когда-нибудь над смешными рассказами Чехова и Зощенко? И смеялся ли сквозь слезы над абсурдностью человеческого бытия вообще (а не только над строительством коммунизма в отдельно взятой стране)? Скорее всего да, но онтологические проблемы стали посещать его гораздо позже, да и то без выраженного депрессивного компонента.
Впрочем, не прошло и пяти лет, как на поверхность выплеснуло огромный поток молодой литературы, развивавшейся как раз в таком, панковском, и куда более неприкрытом стиле. Ирванець, Андрухович, Лысенко, Лапкин и уже перезрелый монстр украинского андерграунда Подеревянский. Каждый из них получил свой шанс свободно выкрикнуть на весь мир что-то, о чем больше не было сил молчать…
Вскоре я уволился из университета, защитился и уехал работать в Кишинев, и мы не виделись несколько лет, а когда встретились вновь, Клим уже был настоящим мэтром — за плечами у него было два мюзикла — «Ночь перед зачетом» и еще один, названия которого я не вспомню, хоть убей, но в котором речь шла о первичности/вторичнос
О чем? Как-то, уже работая в театре, Клим зашел в гости, и записал на мой «Маяк» десяток лучших своих номеров. Они-то (за исключением «Ленина и Змеи», написанной гораздо позже, примерно в 1990-91-м гг. и еще пары номеров) и составили основу этого диска. Качество записей, увы, было прескверным, но похоже, других попросту нет.
Все, о чем пел тогда Клим, было удивительно складно и до колик в животе смешно. Но чего-то не доставало.
Не хватало того, о чем умалчивают.
«Когда нам не о чем молчать, / В груди тоска опустошенья…» — писала Юнна Мориц. И я вслед за ней пристально вслушивался в фейерверковый треск блистательного Климовского остроумия: о чем же он молчит?
Когда мы встретились с Климом во время моей поездки на симпозиум в Тель-Авив в мае 2000 года, я забыл спросить его об этом. Он был вполне доволен той жизнью, которую нашел в конце концов в этой стране, рассказывал о гастролях по Великобритании, сетовал на то, что приходится играть почти исключительно «державною мовою» (гибру, то есть) и что на радио, кроме него, практически нет актеров, которые говорят по-русски без акцента. Он говорил много и вкусно, потом блистательно, потом просто интересно, но я все ждал, когда вдруг провиснет в воздухе звенящая пауза и мы обнаружим, что молчим оба об одном и том же.
Я слушаю и сегодня и пытаюсь понять — о чем же молчит Клим? 2007
Каневские байки / Канівські Байки. 3. Молчание Воробья - Кит Василь - я.ру
31-го мая, рано утром, умер актер театра "Гешер" Клим Каменко. Почти два года актер боролся со страшной болезнью. 1-го июля Климу исполнилось бы 49 лет.
ОтветитьУдалитьБолее 18-ти лет Клим Каменко проработал в "Гешере", где Каменко снимался в нескольких израильских сериалах: "Месударим", "Ялдей СССР","Ха-Мовилим".
Клим Каменко родился в Украине. Закончил драматическую школу при Киевском университете. Играл в киевских театрах и молодежной театральной студии. Выступал в главных ролях в рок-операх, автор либретто для нескольких музыкальных спектаклей.
В 1992-м году репатриировался в Израиль и в 1993-м присоединился к «Гешеру». Он играл почти во всех спектаклях театра: "Тартюф", "Адам Бен Келев", "Деревушка", "Город", "Река", "Трапеза", "Момик", "Раб", "Враги. История любви", "Дьявол в Москве", "Сон в летнюю ночь", "Трехгрошовая опера, "Все хотят в Голливуд", "Вариации для театра с оркестром", "Кое-что о стиле жизни", "Тот самый Мюнхгаузен", "История любви".
1-го июня, в 12:00, в театре "Гешер" начнется панихида. В 14:00 на кладбище "Яркон" (шаар "Геула") состоятся похороны Клима Каменко.
ZMAN.com
В конце марта актеры, композиторы, поэты, музыканты, знакомые и незнакомые с Климом, провели благотворительный концерт "Актерское братство" в пользу Клима Каменко. Сотни людей пришли в зал "Нога", чтобы поддержать актера и выразить ему свою благодарность. Актер Михаил Теплицкий сказал тогда, что Климу удалось объединить всех.
ОтветитьУдалитьБолее 18-ти лет Клим Каменко служил в израильском театре "Гешер". Он сыграл в лучших спектаклях театра: "Тартюф", "Адам Бен Келев", "Деревушка", "Город", "Река", "Трапеза", "Момик", "Раб", "Враги. История любви".
Каменко снимался в нескольких израильских сериалах ("Месударим", "Ялдей СССР"). Однако наибольшую популярность Каменко принесла роль Валерия в сериале "А-Мовилим". Во время съемок третьего сезона Клим был уже болен, но очень хотел досняться.
Пока оставались силы, Каменко выходил на сцену театра "Гешер". Много лет голос Клима, озвучившего рекламу целого ряда израильских компаний, звучал в каждом доме.
В среду, 1 июня, в 12:00, в театре "Гешер" начнется панихида. В 14:00 на кладбище "Яркон" (шаар "Геула") состоятся похороны Клима Каменко.
Клим Каменко родился в Киеве (Украина). Учился на факультете биологии и играл в студенческих спектаклях, а затем принял окончательное решение забросить биологию и посвятить себя театру. В Израиле с 1993 года. У Клима остались жена, Лилиан-Рут, актриса театра "Гешер", и 11-летний сын Шон.